В одну скверную осеннюю ночь Андрей Степанович Пересолин ехал из театра.
Ехал он и размышлял о той пользе, какую приносили бы театры, если бы в
них давались пьесы нравственного содержания. Проезжая мимо правления, он
бросил думать о пользе и стал глядеть на окна дома, в котором он,
выражаясь языком поэтов и шкиперов, управлял рулем. Два окна, выходившие
из дежурной комнаты, были ярко освещены.
«Неужели они до сих пор с отчетом возятся? - подумал Пересолин. - Четыре
их там дурака, и до сих пор еще не кончили! Чего доброго, люди подумают,
что я им и ночью покоя не даю. Пойду подгоню их...» - Остановись, Гурий!
Пересолин вылез из экипажа и пошел в правление. Парадная дверь была
заперта, задний же ход, имевший одну только испортившуюся задвижку, был
настежь. Пересолин воспользовался последним и через какую-нибудь минуту
стоял уже у дверей дежурной комнаты. Дверь была слегка отворена, и
Пересолин, взглянув в нее, увидел нечто необычайное. За столом,
заваленным большими счетными листами, при свете двух ламп, сидели четыре
чиновника и играли в карты. Сосредоточенные, неподвижные, с лицами,
окрашенными в зеленый цвет от абажуров, они напоминали сказочных гномов
или, чего боже избави, фальшивых монетчиков... Еще более таинственности
придавала им их игра. Судя по их манерам и карточным терминам, которые
они изредка выкрикивали, то был винт; судя же по всему тому, что услышал
Пересолин, эту игру нельзя было назвать ни винтом, ни даже игрой в
карты. То было нечто неслыханное, странное и таинственное... В
чиновниках Пересолин узнал Серафима Звиздулина, Степана Кулакевича,
Еремея Недоехова и Ивана Писулина.
- Как же ты это ходишь, чёрт голландский, - рассердился Звиздулин, с
остервенением глядя на своего партнера vis-à-vis. - Разве так можно
ходить? У меня на руках был Дорофеев сам-друг, Шепелев с женой да Степка
Ерлаков, а ты ходишь с Кофейкина. Вот мы и без двух! А тебе бы, садовая
голова, с Поганкина ходить!
- Ну, и что ж тогда б вышло? - окрысился партнер. - Я пошел бы с
Поганкина, а у Ивана Андреича Пересолин на руках.
«Мою фамилию к чему-то приплели... - пожал плечами Пересолин. - Не
понимаю!»
Писулин сдал снова и чиновники продолжали:
- Государственный банк...
- Два - казенная палата...
- Без козыря...
- Ты без козыря?? Гм!.. Губернское правленье - два... Погибать - так
погибать, шут возьми! Тот раз на народном просвещении без одной остался,
сейчас на губернском правлении нарвусь. Плевать!
- Маленький шлем на народном просвещении!
«Не понимаю!» - прошептал Пересолин.
- Хожу со статского... Бросай, Ваня, какого-нибудь титуляшку или
губернского.
- Зачем нам титуляшку? Мы и Пересолиным хватим...
- А мы твоего Пересолина по зубам... по зубам... У нас Рыбников есть.
Быть вам без трех! Показывайте Пересолиху! Нечего вам ее, каналью, за
обшлаг прятать!
«Мою жену затрогали... - подумал Пересолин. - Не понимаю».
И, не желая долее оставаться в недоумении, Пересолин открыл дверь и
вошел в дежурную. Если бы перед чиновниками явился сам чёрт с рогами и с
хвостом, то он не удивил бы и не испугал так, как испугал и удивил их
начальник. Явись перед ними умерший в прошлом году экзекутор, проговори
он им гробовым голосом: «Идите за мной, аггелы, в место, уготованное
канальям», и дыхни он на них холодом могилы, они не побледнели бы так,
как побледнели, узнав Пересолина. У Недоехова от перепугу даже кровь из
носа пошла, а у Кулакевича забарабанило в правом ухе и сам собою
развязался галстук. Чиновники побросали карты, медленно поднялись и,
переглянувшись, устремили свои взоры на пол. Минуту в дежурной царила
тишина...
- Хорошо же вы отчет переписываете! - начал Пересолин. - Теперь понятно,
почему вы так любите с отчетом возиться... Что вы сейчас делали?
- Мы только на минутку, ваше -ство... - прошептал Звиздулин. - Карточки
рассматривали... Отдыхали...
Пересолин подошел к столу и медленно пожал плечами. На столе лежали не
карты, а фотографические карточки обыкновенного формата, снятые с
картона и наклеенные на игральные карты. Карточек было много.
Рассматривая их, Пересолин увидел себя, свою жену, много своих
подчиненных, знакомых...
- Какая чепуха... Как же вы это играете?
- Это не мы, ваше -ство, выдумали... Сохрани бог... Это мы только пример
взяли...
- Объясни-ка, Звиздулин! Как вы играли? Я всё видел и слышал, как вы
меня Рыбниковым били... Ну, чего мнешься? Ведь я тебя не ем?
Рассказывай!
Звиздулин долго стеснялся и трусил. Наконец, когда Пересолин стал
сердиться, фыркать и краснеть от нетерпения, он послушался. Собрав
карточки и перетасовав, он разложил их по столу и начал объяснять:
- Каждый портрет, ваше -ство, как и каждая карта, свою суть имеет...
значение. Как и в колоде, так и здесь 52 карты и четыре масти...
Чиновники казенной палаты - черви, губернское правление - трефы,
служащие по министерству народного просвещения - бубны, а пиками будет
отделение государственного банка. Ну-с... Действительные статские
советники у нас тузы, статские советники - короли, супруги особ IV и V
класса - дамы, коллежские советники - валеты, надворные советники -
десятки, и так далее. Я, например, - вот моя карточка, - тройка, так
как, будучи губернский секретарь...
- Ишь ты... Я, стало быть, туз?
- Трефовый-с, а ее превосходительство - дама-с...
- Гм!.. Это оригинально... А ну-ка, давайте сыграем! Посмотрю...
Пересолин снял пальто и, недоверчиво улыбаясь, сел за стол. Чиновники
тоже сели по его приказанию, и игра началась...
Сторож Назар, пришедший в семь часов утра мести дежурную комнату, был
поражен. Картина, которую увидел он, войдя со щеткой, была так
поразительна, что он помнит ее теперь даже тогда, когда, напившись пьян,
лежит в беспамятстве. Пересолин, бледный, сонный и непричесанный, стоял
перед Недоеховым и, держа его за пуговицу, говорил:
- Пойми же, что ты не мог с Шепелева ходить, если знал, что у меня на
руках я сам-четверт. У Звиздулина Рыбников с женой, три учителя гимназии
да моя жена, у Недоехова банковцы и три маленьких из губернской управы.
Тебе бы нужно было с Крышкина ходить! Ты не гляди, что они с казенной
палаты ходят! Они себе на уме!
- Я, ваше -ство, пошел с титулярного, потому, думал, что у них
действительный.
- Ах, голубчик, да ведь так нельзя думать! Это не игра! Так играют одни
только сапожники. Ты рассуждай!.. Когда Кулакевич пошел с надворного
губернского правления, ты должен был бросать Ивана Ивановича
Гренландского, потому что знал, что у него Наталья Дмитриевна сам-третей
с Егор Егорычем... Ты всё испортил! Я тебе сейчас докажу. Садитесь,
господа, еще один робер сыграем!
И, уславши удивленного Назара, чиновники уселись и продолжали игру. |