Одним зимним утром, когда я работала здесь только первый год, я села в
машину - точнее сказать, втиснулась (что ж, я отличаюсь от других),
вжалась между сиденьем и рулем и проехала сорок миль на восток до
ближайшего города. Я проехала через весь город и направилась в самые
гнилые трущобы, где люди, сидя в машинах, пьют средь бела дня. Я
отправилась в магазин, в который никто не ходит, кроме живущих на
социальное пособие и мамаш с пятью-шестью детьми от разных отцов. Я
припарковалась на улице и прошествовала к двери. Такие, как они, никогда
не обижают таких, как я.
Внизу в подвале был магазин, где продавали обои. С сопением и пыхтением
я спустилась по лестнице, сияя при этом, как новая пуговица. Я
протискивалась между рядами обоев, пока не добралась до задней стенки,
где на полке, словно книги, стояли образцы. Они были очень похожи на
книги сказок из моего детства. Я сгребла штуки четыре, водрузила их на
стол перед собой и, взгромоздившись на малюсенький стульчик, начала с
хлопаньем переворачивать «страницы».
Маленький испуганный негритенок в дешевом костюмчике пробормотал что-то
невнятное, предлагая мне помощь. Я улыбнулась ему своей самой
очаровательной и добродушной улыбкой и сказала: что ж, я пришла сюда за
обоями, не так ли? Знаю ли я, какой цвет хочу? Да, я думала о желтом,
сказала я. Ух-ух, сказал он, а какого типа желтые обои вам хочется?
Желтые с белыми полосками. Ух-ух, говорит он и начинает помогать мне
просматривать книги с образцами. Пожалуй, нигде на белом свете нет более
уродливых обоев, чем здесь. Одни напоминали болячки на стене, другие
словно попали под дождь и облезли. Даже негритенок знает, что это -
дерьмо, но изо всех сил старается не подать виду.
Я щедро улыбаюсь направо и налево. Я улыбаюсь, как королева, проезжающая
по своему королевству в экипаже, как маленькая девочка, которой горлица
с волшебного дерева только что подарила платье, расшитое золотом и
серебром. Я улыбаюсь так, как улыбаюсь Арнольду Золлеру и его женушке,
когда они сидят напротив и смотрят на меня, а я топлю, душу, давлю,
хороню их прелестную, умненькую малышку Тори в золотых словах.
Думаю, у нас есть еще желтые обои, говорит негритенок, приносит еще одну
большую книгу сказок и с тяжелым стуком шлепает ее на стол между нами.
Его темные, словно грязные, руки переворачивают большие плотные
страницы. И прямо как я и думала, как я и знала, да я просто была
уверена, что это может произойти только здесь, в этом грязном углу
именно этого грязного магазина: глупый, но очень услужливый паренек
открывает книгу с обоями моей мамы.
Я вижу широкие желтые и узкие белые линии, которые никогда не
пересекаются, и я не могу сдержаться, я покрываюсь потом с головы до
ног, я издаю такой ужасный стон, что негритенок кидается от меня прочь.
И правильно делает, потому что в следующую секунду я наклоняюсь, изрыгая
что-то красновато-липкое прямо на пол магазина. О боже, бормочет
негритенок, о леди. Я рычу, и остатки красной массы вырываются из меня и
с брызгами шлепаются на ковер. Негр постарше в рубашке с накладной
бабочкой кидается к нам, но резко останавливается с открытым ртом, глядя
на то, что творится на ковре.
Я достаю носовой платок из сумочки и вытираю рот. Пытаюсь улыбнуться
ребенку, но перед глазами у меня туман. Нет, говорю я, все в порядке, я
хочу купить эти обои для кухни, да, именно эти. Переворачиваю страницу,
чтобы посмотреть, как называются обои моей мамы - и обои Зины, - и
выясняю, что обои называются «Задумчивый тростник». |