Я - дровосек. Имя мое
никому ничего не скажет. Хижина, где я родился и где скоро умру, стоит
на опушке леса. Лес, говорят, доходит до моря, которое обступает всю
сушу и по которому плавают деревянные хижины вроде моей. Не знаю,
правда, самому видеть его не доводилось. Не видел я и леса с другой
стороны. Мой старший брат заставил меня поклясться, когда мы были
мальчишками, что мы с ним вдвоем вырубим лес до последнего дерева. Брат
уже умер, а у меня теперь на уме другое: я ищу одну вещь и не устану ее
искать. В ту сторону, где садится солнце, течет небольшая речка; я
ухитряюсь вылавливать рыбу руками. По лесу рыщут волки. Но волки меня не
пугают: мой топор ни разу меня не подвел. Лет своих не считаю. Знаю
только, что их набралось немало. Глаза мои еле видят. В деревне, куда я
уже не хожу, потому что боюсь заблудиться, меня называют скупцом, но
много ли может скопить лесоруб?
Дверь своей хижины я подпираю камнем, чтоб не надуло снега. Как-то
вечером слышу тяжелую поступь, а потом и стук в дверь. Я открываю,
входит странник, мне не знакомый. Человек он был старый, высокий,
закутанный в клетчатый плащ. Лицо перерезано шрамом. Годы, казалось, его
не согнули, а только силы придали, но я заприметил, что без палки ему
трудновато ходить. Мы перекинулись словом, о чем - не припомню. Потом он
сказал:
- У меня нет родимого дома, и я сплю где придется. Я обошел всю
Саксонию.
Это название было под стать его возрасту. Мой отец всегда говорил о
Саксонии, которую ныне народ называет Англией.
У меня были рыба и хлеб. За едой мы молчали. Хлынул дождь. Я из шкур
сделал ему постель на голой земле, в том самом месте, где умер мой брат.
Как наступила ночь, мы уснули.
День уже засветился, когда мы вышли из дома. Дождь перестал, и землю
покрыл свежий снег. Палка выскользнула у него из руки, и он велел мне ее
поднять.
- Почему ты командуешь мною? - спросил я его.
- Потому, - отвечал он, - что я пока еще - король.
Я счел его сумасшедшим. Поднял палку и дал ему.
Он заговорил изменившимся голосом:
- Да, я - король секгенов. Тысячу раз я приводил их к победам в тяжелых
сражениях, но час мой пришел, и я потерял королевство. Имя мое - Изерн,
я из рода Одина.
- Не знаю Одина, - сказал я, - и почитаю Христа.
Будто не слыша меня, он рассказывал дальше:
- Я брожу по дорогам изгнания, но пока еще я - король, ибо со мною
медаль. Хочешь ее увидеть?
Он раскрыл пальцы костлявой руки, но там ничего не лежало. Ладонь
оказалась пуста. Только тогда я припомнил, что его левый кулак денно и
нощно был сжат.
Он сказал, в упор посмотрев на меня:
- Ты можешь ее потрогать.
Я с опаской тронул пальцем его ладонь. И почувствовал что-то холодное,
увидел сверкание. Рука его быстро сжалась в кулак. Я молчал. Тогда он
медленно стал растолковывать мне, будто ребенку:
- Это - медаль Одина. У нее лишь одна сторона. Но, кроме нее, нет ничего
на свете без оборотной стороны. И пока эта медаль у меня в руке, я
остаюсь королем.
- Она из золота? - спросил я.
- Не знаю. Это - медаль Одина. С одной-единственной стороной.
Тут меня обуяло желание заполучить медаль. Если бы она стала моей, я
выручил бы за нее гору золота и стал королем. Я предложил бродяге,
которого до сих пор ненавижу:
- У меня в хижине спрятан сундук, набитый монетами. Они - золотые,
блестят, как топор. Если отдашь мне медаль Одина, я дам тебе сундук.
Он твердо сказал:
- Не желаю.
- Тогда, - сказал я, - иди-ка своею дорогой.
Он повернулся ко мне спиной. Удара топором по затылку хватило, даже с
избытком, чтобы он пошатнулся и тут же упал, но при этом кулак его
разжался, и я увидел в воздухе светлую искру. Я сделал топором пометку
на дерне и потащил труп к реке, которая раньше была поглубже. Туда его и
столкнул.
Возле дома я начал искать медаль. Но не нашел. Все эти годы ищу ее и
ищу. |