В злосчастный древле день
посадил тебя,
О древо, предок, руку кощунственно
Подняв на внука жизнь, позорный
Способ кончины ему замыслив.
Легко поверю: мог и родителю
Свернуть он шею или, в ночной покой
Пробравшись к гостю, перерезать
Горло ему; и колхидян зелье -
Иль что иное, к гибели годное, -
Затеял тот, кто в поле моëм взрастил
Тебя, бревно дурное! - рухнуть
Вздумало что на меня коварно.
Пусть осторожен - наверняка никто
Не застрахован. Так в моряка Боспор
Вселяет ужас: но не там лишь
Случай слепой его поджидает.
Страшится воин стрел иль внезапного
Парфян набега, те ж - италийских ков,
А смерть - в укрытии таится,
Выскочить чтобы за жертвой новой.
Ещë чуть-чуть - я б мрачной Прозeрпины
Узрел поля, Эака судилище,
Удел мужей благочестивых,
Лир эолийских звучанью внял бы:
Сапфо, что плачет о соплеменницах,
И - с плектром - бегства беды и войн морских
Тебя, Алкей, - звончее злата, -
Что возглашаешь, услышал тоже.
В тиши священной тени обоих чтут,
Дивятся молча: жадно известиям
О битвах, свергнутых тиранах,
Плотно сомкнувшись, внимают толпы.
И диво разве, этими песнями
Стоглавый зверь что страшный заслушался,
А в Эвменид косматых гривах
Змей шевеление прекратилось?
И даже Тантал, и Прометей от мук
На миг сладчайшим звуком избавлен был,
А Орион, забывшись, бросил
Гнаться за львами и прыткой рысью.
Перевод: Татьяна Азаркович
|